Город Солнца. Голос крови  - Евгений Рудашевский

– И… – выжидательно протянул Максим.

– И ты думаешь, мне в самом деле может понравиться такой… Господи, да он старше меня лет на пятнадцать!

Максим вздохнул. Всё это зашло слишком далеко. Он начинал терять терпение, однако согласился подыграть. Решил, что проще не сопротивляться и довести Анину игру до конца.

– Нет, Ань, не думаю.

– Что значит – не нравится? – возмутился Дима. – Даже с такими белоснежными резцами и премолярами?

– Не забывай про здоровые почки без камней, – добавила Аня.

– Такое не забудешь! Семьдесят шесть килограммов отборного здоровья и обаяния.

Дима с Аней ещё продолжали обмениваться шутками, когда Максим остановился у входа в Археологический музей Трухильо – тот располагался на полпути до древнего города Чан-Чан и, не обозначенный вывесками, был почти незаметен в череде других зданий. Именно здесь Максим рассчитывал найти ответ на загадку, обнаруженную на карте островов Урос.

Вчера, стоя над утопленным в раковине листком, он успел отругать себя за поспешность. Погружение в воду видимых результатов не принесло. Максим рассудил, что следовало всё-таки для начала выспаться и потом на свежую голову вновь обдумать свою теорию. В конце концов он мог, подобно реставраторам, взять небольшие пробы – разрезать карту: первый кусочек положить в воду, второй нагреть над огнём, с третьим сделать что-нибудь ещё, что вообще делают для проявления симпатических чернил. Максим уже готовился выхватить карту из раковины, но увидел, как на ней проступают узоры. Много узоров. Бледные, едва различимые. Будто следы от однажды сделанного и тщательно стёртого рисунка. Так или иначе, план сработал. Максим вновь решил оставленную отцом загадку и был собой доволен.

– Феноменально, – прошептал тогда Дима. – В свете лунных огней. Затонувший остров. Так просто! А главное, даже не зная про твой луноход, всё равно можно догадаться… Интересно, какой состав чернил использовал Сергей Владимирович?

У Димы, как всегда, были свои вопросы.

Максим не спешил ликовать. Пока ничего вразумительного они не добились. Сплошная паутина каких-то чёрточек и непонятные абрисы, похожие на человеческие фигуры. Да и нарисованная от руки карта не исчезла – мешала в них разобраться.

– Может, чернила выдохлись? – предположил Дима.

Аня первая догадалась перевернуть карту другой стороной. Скрытое послание было нанесено сзади. Максим следил, как Аня достаёт из раковины листок, как бережно укладывает его на крышку унитаза.

– Что это? – недоверчиво спросил Дима.

– Скоро узнаем.

Аня выбежала из ванной, чтобы сфотографировать проявившиеся рисунки – подозревала, что они со временем побледнеют или вовсе исчезнут.

Из проявившихся тёмно-коричневых линий получились четыре отчётливых изображения. Словно лубочные иллюстрации для книги, посвящённой жизни индейцев. Если отец и вложил в них особый смысл, с ходу понять его не удалось.

На первой картинке была обычная пастораль. Три индейца, то ли мужчины, то ли женщины, облачённые в некое подобие туники, взрыхляли землю деревянным штыком с примотанным к нему заступом. Выкапывали какие-то клубни. Засыпа́ли их в большие мешки, а мешки забрасывали на телегу с массивными колёсами. На заднем плане – нелепое шипастое солнце, пара птиц и силуэты гор.

На второй картинке женщина с распущенными волосами и ровными окружиями обнажённой груди кормила младенца, больше похожего на уменьшенного в размерах взрослого человека; держала его в руках и выглядела заботливо-блаженной. Женщину обступали мужеподобные служанки, а сама она сидела на ковре посреди пустой, покрытой плитками площадки. На заднем плане были неизменные горы, но уже без солнца.

На третьей картинке разыгрывалась очередная пасторальная сцена. Одинокий крестьянин ухаживал за какими-то растениями, чьи листья облепили дикие птицы – кажется, попугаи. Среди толстых стеблей угадывался силуэт собаки, а фон полностью загородило каменное здание с клинчатым сводом.

Четвёртая картинка была, пожалуй, самой странной и заинтересовала Максима больше всего. На ней двое наряженных в традиционные одежды индейцев несли простенькие деревянные носилки с изогнутыми ручками. На самих носилках, скрестив ноги и сложив на груди руки, сидел третий индеец. Весь закутанный в ткани, а главное, украшенный рогатой маской Ямараджи. Вместо фона по небу были протянуты жгуты облаков, с них обильно сыпало крупными снежинками.

– И что это значит? – озадаченный, спросил Дима. – Головоломка какая-то. И почему Сергей Владимирович изобразил именно Ямараджу? Всё остальное похоже на индейский быт. И вдруг – буддийский правитель мира мёртвых. Думаешь, это какая-то отсылка к маске в кабинете Дельгадо? Мы там что-то упустили?

Ни единой догадки, как прочитать зашифрованную в рисунках информацию. Если в случае с ауровильскими тетрадями Максим мог хотя бы ухватиться за идею частотного анализа, то здесь оставалось недоумённо разглядывать простенькие фигуры мужчин и женщин. Провозившись с ними больше часа, ничего не добились. В итоге отправились спать и провалялись в кроватях до семи вечера.

После ужина вновь вернулись к рисункам Шустова-старшего. На свежую голову новых идей не появилось. Телега с корнеплодами, похожими на картошку. Женщина с ребёнком на руках. Кукуруза на фоне амбара с клинчатым сводом. И заснеженный Ямараджа на носилках. Бессмыслица какая-то. Максим не представлял, что тут искать. Указание на очередной тайник? Какой-то текст? Или… что вообще можно спрятать в обыкновенных рисунках?

Диминых познаний в истории Перу явно не хватало, чтобы опознать место или хотя бы цивилизацию, которой принадлежали нарисованные индейцы. Аня предложила показать листок Артуро. Максим от неё отмахнулся. Знал, что пойдёт к племяннику Дельгадо лишь в крайнем случае. В итоге не придумал ничего лучше, чем заглянуть в местный археологический музей. Надеялся, что кто-то из его работников хотя бы подтолкнёт их к решению головоломки.

Без толку провозились с ней до трёх часов ночи. Аня, подложив под голову шерстяной палантин из сейфа Дельгадо, молча наблюдала за братом и Максимом. Им даже обсуждать было нечего. Дошло до того, что они стали подсчитывать изображённых людей, птиц и растения, использованные линии, прямые, прерывистые и волнистые. Считали глаза, ноги, подбирали слова, которыми можно было описать запечатлённые сцены, а из слов выкладывали некое подобие текста.